Руины стреляют в упор - Страница 53

— Хорошо, я немного побуду один, — сказал Славка. — Ты извини, мне нужно собраться с мыслями...

Леля вышла в другую комнату, а он глубоко задумался. Что еще знают предатели? Кого они еще могут выдать? Какие явочные квартиры им еще известны? Напрягая память, снова и снова уточнял, когда и где были Рогов, Белов, Антохин, с кем они встречались, что знают. К сожалению, знали они слишком много.

Еще и еще раз упрекал себя Славка: почему не послушал тогда разумных советов Григория Смоляра, опытного конспиратора, прошедшего большую школу подпольной борьбы в Западной Белоруссии? За его плечами такой богатый опыт партийной работы! А здесь неумелые люди взялись за дело и тыкались туда и сюда, как слепые котята. Ведь говорил же Смоляр: «Зачем вы связались с этим Военным советом? И что это за организация такая? Почему они играют в войну?»

Казалось тогда Славке, что не от мудрости так говорит Смоляр, а от боязливости, стараясь перестраховаться.

И вот жизнь показала, что Смоляр говорил правду. Не прислушались к его словам члены комитета — и теперь расплачиваются... Еще неведомо, какова будет эта расплата, сколько крови прольется...

Но сделанного не вернешь. Только бы сохранить хоть часть подпольщиков. Теперь стало ясно: работу подполья необходимо организовать иначе. Дорого обходится такая наука, очень дорого...

И что еще нужно учесть, чтобы спасти людей от ареста? Где лучше собраться? В какое время?

Под вечер Тоня вернулась домой. А Леля надела ее зимнее пальто, завязала платок и собралась уже выходить.

— Подожди, Леля, вместе пойдем, — вдруг сказал Славка, выйдя из своей комнатки.

— Что ты надумал? — набросилась на него Тоня. — Жизнь тебе надоела? На улице аж черно от фашистских собак — и в форме, и штатских. Сразу видно... Только выйдешь — схватят...

— Так уж и схватят! — засмеялся Славка. — Хоть и смелые вы женщины, а тоже дрейфите. Поймите, я должен сам идти и договориться, как и что. Не могу я решать судьбу людей, словно князь, через полномочных послов. Вы только не обижайтесь, пожалуйста. Пошли, Леля! Будем идти, как муж с женой, кто обратит внимание на нас?

— Ой, еще как обратят! — не сдавалась Тоня. — Я сама видела, как шныряют глазами эти гадюки на всех улицах. Послушай меня, Славка, останься здесь. Ты ведь знаешь, что Леля обо всем может договориться и без тебя...

— Действительно, зачем тебе рисковать? — поддержала Леля. — Или ты мне не доверяешь?

— Э-э, что ты глупости выдумываешь! — разозлился Славка. — Как это не доверяю тебе?! Но не могу поручить другим за меня решать дела. У нас нет времени вести дипломатические переговоры, нужно действовать. Пошли!

Солнце уже склонилось над крышами товарной станции, когда Славка и Леля подходили к явочной квартире, где их должна была ждать связная. На улице Славка радостно вздохнул полной грудью. Даже здесь, где все пропахло паровозной гарью, хорошо чувствовалось веяние весны. Ноздреватый и ломкий снег еще более почернел. Кое-где на припеке уже булькали живые ручейки. Чистое небо манило к себе. Казалось, вот-вот за плечами вырастут крылья, и тогда, с наслаждением взмахнув ими, можно будет взвиться в бездонную голубизну.

— Дай только вырваться на простор! — взволнованно сказал Славка Леле на ухо. — Эх и заживем! Хочется почувствовать в руках автомат... Так, чтобы он дрожал, трепыхался от выстрелов...

Леля остановила его возле дома, в который они шли.

— Ты оставайся здесь и жди, — сказала она, — а я зайду на квартиру и посмотрю, все ли там хорошо. Когда выйду, тогда ты войдешь.

Он взял ее за плечо и осторожно отстранил от себя:

— Какая ты стала боязливая...

И размашистым шагом направился к дому. А она стояла растерянная, будто приросла к земле, и тревожно глядела ему вслед. Почему он сегодня какой-то не такой, как всегда: возбужденный, порывистый, резкий?..

Как только за ним закрылась дверь, оттуда вдруг послышался грохот. Еще мгновение — и от сильного удара дверь распахнулась, и большой клубок человеческих тел с хрипом и стоном выкатился из дома. В самом центре клубка мелькали то разодранный кожушок Славки, то его кудрявый черный чуб, то багрово-синий от напряжения кулак. Гестаповцы, будто овчарки, вцепились в него, а он поднатужился, распрямился и так тряхнул их, что двое или трое фрицев кувырком полетели в снег. Но другие продолжали висеть на нем, ломали ему руки, выкручивали их за спину. Он бил их ногами, колотил головой, грыз зубами. Из дома выскочили полицаи на подмогу, снова всей кучей навалились на него враги, прижали к земле, придавили и наконец скрутили руки и ноги.

Все это произошло за какие-нибудь три-четыре минуты. Окровавленный, связанный веревками Славка лежал на снегу.

Леля, как только увидела, что из распахнутых дверей вывалились гестаповцы и Славка, бросилась на квартиру к Ватику Никифорову, жившему тогда на улице Чкалова. Там было еще несколько подпольщиков, и они спешно перебрались на запасные квартиры, о которых не знали ни Рогов, ни Белов.

Через несколько дней большая группа железнодорожников-подпольщиков во главе с Кузнецовым выбралась из города к партизанам.

А для Славки наступили дни великого испытания. Его пытали ежедневно. Вернее говоря, пытали еженощно. Он уже потерял представление о том, когда потухает день и когда начинает светать. Не успевал он прийти в сознание, облитый водой, на цементном полу, как палачи снова принимались рвать его тело...

Но он держался. Его могучий организм сопротивлялся смерти. На какое-то время, ничего не добившись от него, Казинца затащили в подвал, где были сделаны клетки для заключенных, и бросили там. Окна в клетке не было. Тусклый свет пробивался откуда-то через дощатую перегородку, немного не доходившую до потолка. После очередной пытки сознание возвращалось не сразу. В полузабытьи то выплывали из мрака разъяренные морды палачей, то они расползались, и вместо них возникали перед ним какие-то фантастические, страшные существа, которые он рисовал себе в детстве, читая народные сказки и повести Гоголя.