Руины стреляют в упор - Страница 56

— Микола, поищи у него в кармане, — может быть, там случайно еще что-нибудь завалилось...

Лицо Белова передернулось, рука рванулась к карману, но Микола перехватил ее и крутнул так, что Белов даже крикнул.

— Не торопись, дружок, мы сами это сделаем...

И вытащил из кармана гранату-лимонку. Больше у Белова оружия не было.

— А теперь рассказывай, как ты торговал своими товарищами! — сурово сказал Макаренко. — Зачем прислали тебя к нам?

Лампа, подвешенная к потолку, отбрасывала по хате огромные густые тени. От этого побелевшее лицо предателя казалось еще бледнее. Белов упал на колени:

— Сжальтесь, прошу вас! Все, все расскажу, ничего не утаю; только не убивайте... Я хочу искупить свою вину, хочу умереть по-человечески...

Горбатая тень его напоминала тень огромной отвратительной жабы. Эта жаба пыталась схватить руку Макаренки, чтобы поцеловать ее, молила, скулила, но комиссар отряда отдернул руку и приказал:

— Встань, подлюга, ты перед партизанским судом. Нам известно все о твоем предательстве. Выкладывай, зачем тебя прислали гестаповцы?

— Скажу, все скажу... Когда я дал им подписку, что буду искренне работать, они приказали пробраться в ваш отряд, спровоцировать убийство командира и комиссара, захватить командование в свои руки и сдать отряд карателям без боя... Заверяю вас, что я не сделал бы этого... Я честно воевал бы против них...

Я только хотел выбраться из города...

— Брось прикидываться. И нас за дураков не считай. А почему ты хотел гранату выхватить из кармана? Не играть ли ты с нами собирался?

Белов не знал, что ответить.

— Всех подпольщиков выдали? — снова спросил Макаренко. — Только правду говори...

— Как на исповеди... Нет, не всех. Еще много осталось на свободе. Когда начались аресты, многие сменили квартиры. Схватили только тех, кто остался на старых квартирах...

— Бреши, бреши... А как вы и на улицах охотились?.. Нам все известно. Так как же, товарищи, давайте ваши соображения. Что будем делать с предателем?

— Думка у нас одна, иной и быть не может, — уничтожить подлюгу.

— Все согласны?

— Согласны.

— В таком случае, — сурово, торжественно проговорил, словно читая по писаному, Александр Макаренко, — именем Союза Советских Социалистических Республик трибунал партизанского отряда «Дяди Васи» обвиняет Белова, который выдал врагу своих товарищей-подпольщиков, дал подписку служить фашистам, а потом пробрался в отряд, чтобы уничтожить его, в измене Родине. Учитывая огромную тяжесть преступления Белова, трибунал приговаривает его к высшей мере наказания — расстрелу. Приговор окончательный и обжалован быть не может!

Посиневший, с выпученными глазами Белов снова упал на колени, но его подхватили под мышки и потащили.

Вскоре глухо раздался выстрел.

Все, что происходило в городе, глубоко волновало партизан. Свои боевые операции они часто планировали на основе данных разведки, полученных из Минска. Оттуда по-прежнему поступали боеприпасы, оружие, медикаменты. Массовые аресты подпольщиков невыразимой болью отозвались в их сердцах.

— Пойду сам в город, — решил Макаренко после расстрела Белова. — Надо более детально разобраться в обстановке. Пока еще есть возможность, необходимо вывести в отряд подпольщиков, заодно забрать медикаменты у Нади Кочан. Кстати, получены новые образцы пропусков, можно смело идти, не задержат.

Командир отряда Василь Воронянский не возражал. Если комиссар решил, что нужно самому идти, значит, так лучше.

Остановился Саша на квартире у своего друга Василя Жудро. Тот жил в Пушкинском поселке, в деревянном бараке, на втором этаже. Окна его комнатки выходили на огороды, за которыми внизу стоял такой же деревянный барак.

В этом бараке и в этом же подъезде была квартира и еще одного подпольщика, старого коммуниста Ермолая Баранова. Но она выходила окнами на улицу. Таким образом, из своих квартир подпольщики могли наблюдать за всем, что происходило вокруг барака. Одно неудобство — второй этаж. В случае опасности куда денешься?

За три дня Саша Макаренко хорошо разобрался в положении подпольщиков. Посоветовавшись, решили 15 апреля вывести в отряд большую группу людей, которым угрожала опасность. Обо всем договорились накануне, теперь Саша и Вася ждали назначенного времени, чтобы выбраться из города.

Вдруг в комнату вбежал встревоженный Баранов и сообщил:

— Антохин идет.

— Закроемся и не пустим, — предложил Макаренко.

— Ну, до свидания, я в свою квартиру пойду! — сказал Баранов.

Жудро и Макаренко заперлись на замок и на засов. Антохин громко постучал.

— Кто? — спросил Жудро.

— Вася, открой, поговорить нужно.

— О чем поговорить?

— Что за манера с гостем через запертую дверь разговаривать?

— Какой гость, такой и разговор. Скажи, что ты хочешь от меня?

— Не от тебя, а от вас. Я знаю, что с тобою Макаренко. Мне сказали в соседнем доме. Отвори, говорю, неудобно вот так через дверь кричать. Нам серьезно поговорить нужно.

— О чем?

— Ну, если ты так добиваешься — о вашей судьбе. Хочу договориться, чтобы вы сдались без сопротивления.

— Ты что, дипломатический представитель СД?

— Называй как хочешь, но вы в моих руках. И я не хотел бы вредить вам...

— Смотри, какая забота о нашем здоровье! Вот тебе наша благодарность за это...

Вася выстрелил в дверь. Пуля пробила тонкую доску возле самой головы Антохина. Побледневший, с перекошенным от злости ртом, он отскочил за косяк и тоже выстрелил несколько раз.

На стрельбу снизу прибежали гестаповцы. Они начали пронизывать пулями квартиру Жудро. Прижавшись к стене, чтобы не попасть в зону прострела, Саша и Вася отбивались редкими выстрелами из пистолетов. Это сдерживало гестаповцев, они боялись подходить к двери.